Приветствую Вас Гость | RSS

Меню сайта

Категории раздела
Рассказы [4]
Мои авторские рассказы
Это интересно [21]
Cтатьи и факты
Произведения других авторов [2]
Авторский текст опубликован без изменений.
Вопрос-Ответ [17]
Ответы на разные вопросы к рубрике (Это интересно)
Юмор [17]
ЗВЕЗДОЧКА (*) В НАЗВАНИИ - ТОЛЬКО ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ
Здоровье и Медицина [27]
Информация, статьи, советы

Наш опрос
Оцените мой сайт
Всего ответов: 22

Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0

Главная » Статьи » Рассказы

Зеркало души
 
Speculum Animo.
  
Эту удивительную историю рассказал мне старый  ветеран, участник Мировой Войны, один из немногочисленных свидетелей того далёкого времени. Мы познакомились на скамейке в приморском парке.

Был солнечный майский день. До моей смены в больнице оставалось чуть больше часа и я, свернув на Бульвар, решил немного посидеть на скамейке, чтобы подышать свежим весенним воздухом.

- Здесь не занято? - услышал я хриплый, старческий голос, и подняв голову, увидел, стоящего рядом, сутулого старика с тростью. Он был немощен и невысок ростом, но белые, слегка закрученные кверху усы и прямой взгляд из-под густых, таких же белых бровей, выдавали былую удаль этого человека.

- Нет-нет. Пожалуйста, садитесь, - ответил я, и слегка привстав, придвинул к себе лежащую рядом сумку.

- Хороший день сегодня, - проскрипел старик, немного посидев, - солнечно, природа побуждается. Я и не думал, что доживу до этой весны, - но затем, заметив мой удивлённый взгляд, добавил: - У нас – стариков так всегда. Как наступает осень, думаешь всё, это конец, следующей весны уже не будет. Но нет, видно не пора ещё.

Мы разговорились. Мне было интересно слушать его. Я узнал о том, что он прошёл через всю войну, и был дважды ранен, о том с какими интересными людьми встречался. И он рассказал мне ту самую историю, которую я хочу изложить Вам от его имени, как от первого лица.
 
*   *   *

 

         Весной 1945 года наш пехотный батальон шел в наступление. Жуткая, многолетняя война близилась к концу. Армии союзников со всех сторон стремительно приближались к Берлину. Немцы спешно отступали в приступе звериного страха. Шли ожесточённые бои, но в воздухе уже чувствовался, перемешанный с дымом и порохом, запах весны и близкой победы. С боями мы уже взяли небольшую высоту, как вдруг я услышал оглушительный грохот.

 

Очнулся я уже после операции. В животе и ногах была жгучая боль. Как мне потом сказали, радом со мной разорвался снаряд, и меня ранило осколками в живот и обе ноги. К счастью, недалеко от того места, за линией фронта находился небольшой, двухэтажный, импровизированный госпиталь, в прошлом – сельская школа, туда меня и доставили. Рана в животе была неглубокой, но обширной, зато на ногах мышцы были значительно повреждены. Операция длилась более пяти часов, но хирург сказал, что всё прошло нормально и я, скорее всего, поправлюсь.

 
Палата, в которую меня положили, находилась на втором этаже и представляла собой узкую, вытянутую комнату с одним небольшим окном на отдалённом от меня краю стены. Вдоль той же стены, одна за другой стояли две кровати. На той, что стояла у окна, лежал человек, но я его не видел, так как его кровать была отгорожена высокой белой ширмой. На вторую кровать положили меня.  Моего соседа по койке все звали Маэстро. Это был славный малый, очень добрый и отзывчивый. Он был водителем в пехотной роте. Когда на дорогу упала авиационная бомба, грузовик на полном ходу влетел в воронку и обе его ноги раздробило настолько, что их пришлось ампутировать. Затем гангрена поползла вверх, и он перенёс ещё две операции. Но, кроме того, у Маэстро  был туберкулёз. Хотя и говорили, что он не заразен, доктор на всякий случай велел обложить его ширмой.
Я лежал головой к его кровати. Живот и ноги постоянно зудели. Я не мог ни сесть, ни встать, даже попытка повернуться к нему лицом вызывала резкую боль. Нам оставалось только одно -  переговариваться через ширму. У Маэстро был приятный, мягкий голос. До войны он работал музыкантом в кафе, играл на саксофоне. Даже в войну он не расставался с музыкой и всюду возил с собой немецкую губную гармошку, на которой, кстати, великолепно играл. Часто, тихими вечерами он брал её в руки, и появлялась прекрасная, часто лирическая музыка, заполняющая опустошенные уголки сердец, измученных войной, немногочисленных обитателей нашего госпиталя. Но он не мог играть долго, видимо лёгкие отказывались подчиняться больному саксофонисту, начинался мучительный и долгий приступ кашля, после которого бедный Маэстро, потеряв последние силы, замолкал на несколько часов. 
 
Но, несмотря на нарастающую слабость, Маэстро каждый день пытался меня взбодрить. И это ему удавалось. Он приподнимался на подушки, выглядывал в окно и рассказывал мне о том, что он там видел. Он рассказывал, что за окном расположен небольшой парк с изумрудно-голубым озером, в котором плавают несколько белых лебедей. За парком простирается синеватый лесок, а за ним, до самого горизонта, раскинулось бескрайнее поле. Он рассказывал мне всё в мельчайших деталях. Некоторые деревья уже покрылись молодой, сочной листвой, другие, в ожидании цвета, окутаны лилово-голубой дымкой. Вокруг озера, между низкими деревьями вьется узкая, дорожка. Вот там, справа от дорожки зацвели несколько сиреневых кустов, - как они красивы. А недалеко от озера, на небольшой, светло-зелёной поляне приготовилась пуститься в цвет молодая яблоня, а вот ещё одна. Как красиво и грациозно плывут лебеди. У дорожки, на скамейке сидят двое, они смотрят на лебедей и о чем-то говорят. Он нежно держит её руку в своей. Её золотистые волосы переливаются в солнечном свете. Интересно, о чём они говорят? Наверно строят планы на счастливое будущее.

 

Канонада и гул войны давно уже затихли, войска ушли далеко вперёд и его слова, произносимые в тишине с невероятной мягкостью и добротой, действительно производили на меня магическое действие. Я чётко представлял себе этот парк с озером и лебедями, и явно чувствовал запах цветущей сирени и свежей травы. Мне так захотелось поскорее встать и увидеть всю эту красоту своими глазами. Во мне, как никогда, проснулась жажда к жизни. Теперь я точно знал, что должен выжить. В моём сознании, впервые после долгих лет, появилось чистое, голубое небо с одним единственным белым облачком. Я был так благодарен Маэстро за его поддержку и вообще за то, что он есть.

 

Прошли две недели. Каждый день Маэстро рассказывал мне обо всей той красоте за окном нашей палаты, которая постоянно менялась как калейдоскоп. Жизнь там зарождалась и с каждым днём становилась всё прекраснее. Обычно, в перерывах между эпизодами, он начинал тихо играть на гармошке, подкрепляя свои слова и мои ощущения музыкой, и эта музыка почти оживала в моём сознании.

И так продолжалось до того самого дня, когда рано утром я был разбужен негромким шумом в палате. Проснувшись, я слегка повернул голову и заметил возню у койки Маэстро.

- Что случилось, сестра? - спросил я у группы людей в белых халатах, копошившихся за моей головой. Ответа не последовало. Я сделал усилие и, слегка приподнявшись на локоть, посмотрел в ту сторону. Двое санитаров выкатывали из палаты носилки на колёсах. На носилках лежал человек, с головой укрытый простыней. Через силу я прогнулся ещё больше, чтобы увидеть кровать Маэстро. Ширмы не было, кровать была пуста. Рядом с ней стояла медсестра Мариша и смотрела на меня. Глаза её были заплаканы. Я смотрел на неё  и чего-то ждал. Немного постояв, она нерешительно подошла ко мне.

- Бедняжки Маэстро с нами больше нет, - выдавила Мариша поникшим голосом. Было видно, что она с трудом сдерживается, чтобы не зарыдать. Но слёзы она удерживать не могла, они сами катились по её щекам и, закрыв лицо руками, она быстро вышла из палаты. Я рухнул на подушку, всё внутри оборвалось, наступила тишина...

 

Через два дня после смерти Маэстро, мы узнали, что Германия капитулировала. Весь состав госпиталя, включавший двух врачей, нескольких медсестёр и санитаров, вместе с кучкой раненых, отмечал победу. Все приходили, чтобы поздравить меня. Только бедного музыканта с нами не было. Маэстро не дожил двух дней до победы. Мы вспоминали его и то, как бы он играл на губной гармошке, как бы радовался этому дню.

Спустя несколько дней, во время обхода я попросил врача разрешить перенести меня на кровать Маэстро. Он разрешил, и после обеда меня осторожно переложили на соседнюю койку. Мне не терпелось поскорее увидеть то, о чем мне рассказывал Маэстро. Сердце колотилось от волнения. Когда все вышли, я приподнялся в кровати, уцепился пальцами за край подоконника и выглянул в окно. То, что я увидел, потрясло меня до основания. Прямо напротив окна стояла глухая кирпичная стена. И больше ничего! Я смотрел на эту стену в исступлении, словно ждал какого-то чуда, но чуда не происходило. Хмурая стена продолжала стоять.

Я хотел позвать сестру, но из горла вырвалось лишь сиплое подобие человеческого голоса. Наконец, собравшись силами, я крикнул:

- Сестра, сестра!.

Когда прибежала перепуганная Мариша, я лежал на подушке и в голове у меня творился сумбур. Я не мог понять, что же произошло? Я ведь чётко помнил картину в моём сознании, как будто видел это всё своими глазами, а теперь вдруг эта стена. Кто её там поставил?

- Мариша... Скажи Мариша, эта стена за окном, давно она там стоит?

- Стена? Да, она там всегда стояла.

- Этого не может быть, - возмутился я, - ведь Маэстро мне всегда рассказывал о парке с озером и лебедями. Он же мне рассказывал обо всём, что видел там... и о сиреневых кустах рассказывал...

Мариша как будто остолбенела, потом она захотела что-то сказать, но не было слышно слов. На широко раскрытые глаза опять навернулись слезы... она посмотрела в окно, за которым стояла стена, слеза скатилась по щеке и она с трудом произнесла:

- А вы разве не знали...? Господи, помилуй нас. Бедняжка Маэстро, во время своего последнего ранения он... Он не мог ничего видеть. Он был абсолютно слепым. 

 
Сколько себя помню, подобного потрясения я никогда не испытывал. Это трудно передать словами.

Маэстро был всеобщим любимцем. Его любили все: врачи, персонал и больные. Любили его за тонкость души, за доброту и милосердие, которое он проявлял ко всем, будучи безнадёжным инвалидом, будучи человеком, который сам, больше всех остальных нуждался в милосердии. Это невероятно, но Маэстро был таким. Как это ему удавалось?

 

С его смертью, я потерял очень близкого мне человека, которого так никогда и не увидел. Именно благодаря ему я вернулся к нормальной жизни. Именно благодаря ему я научился любить и ценить жизнь.

И лишь потом, спустя много лет, я понял главное. В те дни, когда я лежал в маленьком госпитале, прикованный к постели, Маэстро ничего не выдумал. Всё то, о чём он мне тогда рассказывал, было правдой. То было отражением в зеркале его души.
 
 
Рауф Джанибеков.
Иллюстрации автора
  
 
____________________________________________________________
Категория: Рассказы | Добавил: Machaon (05.10.2009) | Автор: Рауф Джанибеков
Просмотров: 710 | Рейтинг: 5.0/2
Всего комментариев: 0
Имя *:
Email *:
Код *:
  RELAX   Главная   Регистрация   Вход  
Форма входа

Поиск


Copyright MyCorp © 2024 Бесплатный конструктор сайтов - uCoz